"ЗРАДНИКИ ДЕРЖАВЫ"

Дунайский десант

В ночь на 22 июня 1941 г. при поддержке немецкой авиации румынская армия начала артиллерийский обстрел советских придунайских городов. Почти одновременно с этим румыны попытались форсировать Дунай и создать плацдармы на советском берегу. Однако захватчики были отброшены и сами перешли к обороне. Это стало возможным благодаря тому, что корабли Дунайской флотилии были заблаговременно выведены с мест стоянок на реку. Уже через несколько минут после начала артиллерийского обстрела советских баз на Дунае по румынскому берегу реки был нанесён ответный удар. Решаясь на такие действия, командующий Дунайской флотилией Н.О. Абрамов, сильно рисковал, так как полной уверенности в том, что война началась, ещё не было.

В дальнейшем командованием было принято решение высадить десант на румынском берегу Дуная…

Утром 24 июня после артиллерийской подготовки и переброски на кораблях Дунайской флотилии советские воины вступили на румынский берег, началось продвижение советских войск вниз по течению Дуная. К исходу дня были заняты селение Пардина, острова Татару, Большой и Малый Даллер. Плацдарм достиг почти 40 километров по фронту и 2-3 километра в глубину.

Румынские солдаты восприняли высадку тактического десанта на свой берег как широкомасштабное советское вторжение. Началась сдача в плен целых подразделений королевской армии. Так на хуторе Килия в полном составе в плен сдалась рота 17-го отдельного румынского батальона во главе с её командиром капитаном Ефтимием Кроатору. На захваченной территории был даже создан лагерь для румынских военнопленных. Начальником лагеря стал рядовой Иван Фурс, знавший румынский язык. Затем пленных эвакуировали и в 1943 году включили в состав формируемой дивизии имени Тудора Владимиреску.

В ночь на 26 июня произошла высадка на румынский берег трёх стрелковых батальонов в непосредственной близости от румынского города Килия-Веке.  Артиллерийским огнём румыны повредили 2 бронекатера, но высадку десанта остановить не смогли. Среди обороняющихся возникла паника. К 10 часам утра 26 июня советские войска овладели городом, истребив более 200 солдат и офицеров противника, взяв в плен около 500 (по другим данным даже 720) человек, захватив 8 орудий, 30 пулемётов, свыше тысячи винтовок. Сам же отряд высадки потерял 5 человек убитыми и 7 ранеными. Плацдарм на правом берегу Дуная расширился по фронту до 70 – 75 км.

Контроль над нижним течением Дуная позволил Измаильской группе войск свободно маневрировать и поддерживать другие соединения. Так уже 27 июня корабли Дунайской флотилии внесли существенный вклад в отражение попытки форсирования противником реки Прут у села Джурджулешты.

Захваченный плацдарм на румынской территории удерживался до 19 июля. В течение месяца было отбито 24 попытки противника сбросить десант в Дунай и переправиться на советский берег. В разгар боев за плацдарм советским воинам противостояла 20-тысячная румынская группировка. 3, 4 и 6 июля развернулись особо кровопролитные бои, переходившие в рукопашные схватки.

Наступление румынских войск на Одессу на приморском фланге было сорвано. Военный диктатор Румынии генерал Антонеску вынужден был обратиться к Гитлеру за помощью в борьбе с вторжением «десяти тысяч комиссаров НКВД в зелёных фуражках». Однако германское командование из донесений разведки знало, что Дунайский плацдарм удерживали немногим более тысячи советских солдат и моряков.

Эвакуация Дунайского десанта произошла только после того, как наступавшие с севера германские войска стали угрожать тылам Южного фронта. Корабли Дунайской флотилии, забрав десантников, ушли на защиту Одессы.

Дунайский десант стал первым советским десантом в годы Великой Отечественной войны. Военные эксперты и сегодня рассматривают эту операцию как пример инициативной и скоординированной деятельности командиров среднего звена -- командующего флотилией, командира дивизии и начальника пограничного отряда.

Источник: «Соотечественники в Америке» (с сокращениями)

Первые дни войны на Дунае

22 июня 1941 года рано утром по приказу правительства Антонеску румынские войска при поддержке немецких самолётов начали артиллерийский обстрел и авиационную бомбардировку советских пограничных городов Рени, Измаила, Килии Новой, Вилкова и главной базы Дунайской флотилии. Противник сразу же сделал попытку форсировать в нескольких местах Дунай. Однако его усилия не увенчались успехом. Он был отброшен на свою территорию.

Первый удар приняли на себя пограничники и Дунайская военная флотилия под командованием контр-адмирала Н. О. Абрамова. Помимо кораблей, в нее входили: отдельная стрелковая рота, 17-я пулеметная рота, 46-й отдельный зенитный артдивизион, а также Дунайский сектор береговой обороны в составе шести батарей разного калибра и 96-я истребительная авиаэскадрилья.

На этом участке находилась 51-я Перекопская стрелковая дивизия генерал-майора П. Г. Цирульникова. Город Килию, в частности, оборонял 23-й стрелковый полк этого соединения. Потерпев неудачу в первом наступлении, противник усилил артиллерийский огонь по придунайским городам. Командир 23-го стрелкового полка майор П. Н. Сирота и начальник штаба капитан Л. А. Поплавский на второй день войны обратились с просьбой к генерал-майору П. Г. Цирульникову разрешить высадить десант в город Килия-Веке…

Командование решило подготовить и высадить десанты для захвата вражеских укрепленных позиций в районе мыса Сатул-Ноу. Утром 25 июня после артиллерийской подготовки 4 бронекатера под прикрытием мониторов “Ударный” и “Мартынов” прорвались из Кислицкой протоки к указанному мысу, высадили отряд, состоявший из пограничников и воинов 17-й пулемётной и стрелковой рот. В короткой схватке наши бойцы разгромили две роты противника и взяли в плен 70 солдат и офицеров. Для развития успеха первого отряда на мыс перебрасывается стрелковый батальон 287-го полка 51-й дивизии.

В тот же день было решено высадить десант и в Килия-Веке. Штаб 23-го стрелкового полка тщательно разрабатывал план предстоящего боя. Разведка во главе с лейтенантом С. Л. Гончаровым выявила и нанесла на карту огневые средства противника. Ценные сведения о городе дали местные рыбаки, которые ранее неоднократно бывали там и хорошо знали его.

Бой по захвату Килия-Веке начался поздно ночью 25 июня. Для переброски десанта 23-го стрелкового полка было выделено 4 бронекатера и 10 пограничных катеров. Командиром высадки назначили командира Килийской группы кораблей капитан-лейтенанта И. К. Кубышкина, командиром десанта — командира 23-го стрелкового полка майора П. Н. Сироту. Артиллерийская поддержка возлагалась на артдивизион 51-й стрелковой дивизии, береговую батарею № 65, а также на артиллерию 23-го полка.

Непосредственно в десант выделили 1-й батальон капитана Васицкого, а 2-й и 3-й батальоны капитанов Ковальчука и Паламарчука прикрывали его. В первом эшелоне десанта шла 3-я стрелковая рота лейтенанта Юрковского. Это очень волевой, опытный командир, участник финской кампании. За подвиги, совершенные при прорыве линии Маннергейма, он был награждён орденом Ленина. 3-я рота, посаженная на бронекатера, устремилась к вражескому берегу. Вначале всё шло хорошо. Но вот вражеская артиллерия заметила наступающих и открыла ураганный огонь. Первые два катера получили сильные повреждения. Однако мотористы В. В. Солоухин и А. Н. Жуков, проявив высокое мастерство и решительность, довели катера до места назначения. Первый эшелон десанта был высажен, за ним последовал второй. Рота лейтенанта Юрковского с ходу атаковала противника и сбила его с занимаемых позиций. Преследуя отступающих, советские воины ворвались в центральный собор города Килия-Веке. Здесь укрепилась группа врага. Завязался бой. Смелыми, энергичными действиями десантники уничтожили неприятеля. Над собором взвился красный флаг победы. Его установили лейтенант А. М. Овчаров и секретарь комитета комсомола полка Буров, которые шли в первых рядах. К 10 часам утра 26 июня все было закончено. Укрепленный район перестал существовать. Десантники захватили плацдарм глубиною до 3 км и шириною до 4 км, разгромив в Килия-Веке пехотный батальон, усиленный артиллерией и пулеметами, и погранзаставу. Противник потерял более 200 солдат и офицеров убитыми, 720 сдались в плен. Советские воины захватили 8 орудий, 30 пулемётов, свыше тысячи винтовок.

В тот же день другие подразделения 51-й дивизии заняли Пардину, острова Татару и Даллер. Теперь оба берега Килийского гирла от устья реки Рапиды до Периправы находились в руках советских войск. Однако общая обстановка на советско-германском фронте сложилась тогда не в нашу пользу. Учитывая это, командир дивизии отдал приказ прекратить наступление и закрепиться в Килия-Веке. За подвиги, совершённые во время высадки десанта, многие воины, в том числе командир 23-го стрелкового полке майор П. Н. Сирота, первый помощник начальника штабе полка лейтенант А. М. Овчаров, секретарь ВЛКСМ полка Буров и другие были представлены к правительственным наградам.

К 1 июля противник перешёл в наступление. Развернулись кровопролитные бои. Наши войска оказывали врагу упорное сопротивление. Они оставили плацдарм только тогда, когда необходимость в нём отпала, когда им отдали приказ отойти на соединение с основными силами армии.

А. Вахмут

"Военно-исторический журнал" № 9, 1970 г.

rkka.ru/oper/dunaj/main.htm (с сокращениями)

Некоторые подробности о «Дунайском десанте»

Дунайская военная флотилия (командующий контр-адмирал Н. О. Абрамов) насчитывала дивизион мониторов (5 мониторов), дивизион бронекатеров (22 катера), отряд катеров-тральщиков (7 катеров), отряд полуглиссеров (6 единиц), 1 минный заградитель, вспомогательные суда (1 штабной корабль, 1 плавмастерская, 1 госпитальное судно, 2 колёсных буксира, 12 различных катеров и шхун). Также в составе флотилии были отдельная стрелковая рота, 17-я пулемётная рота, 46-й отдельный зенитный артдивизион, Дунайский сектор береговой обороны в составе шести батарей разного калибра, 96-я истребительная авиаэскадрилья (14 истребителей).

Оборону занимал 79-й пограничный отряд (в составе которого находился дивизион морской пограничной охраны НКВД — 4 катера «морской охотник», 25 малых речных катеров, который в первый день войны перешёл в оперативное подчинение флотилии) и 51-я Перекопская стрелковая дивизия (командир генерал-майор П. Г. Цирульников), в том числе в районе Килии — 23-й стрелковый полк этой дивизии.

С 22 июня диверсионные и разведывательные группы советских пограничников уже несколько раз успешно переправлялись через Дунай, захватывая пленных и уничтожая мелкие подразделения.

Утром 24 июня после артиллерийской подготовки в назначенной точке десант был высажен. В стремительном бою румынские войска на этом участке (две роты) были разгромлены, взяты в плен 70 солдат и офицеров. Для развития успеха на захваченный плацдарм сразу был высажен один стрелковый батальон 51-й дивизии. Мыс Сатул-Ноу был полностью очищен. С советской стороны убитых не было, до 10 человек получили ранения.

Советское командование решило развить достигнутый успех и приступило к подготовке высадки второго десанта непосредственно в Килия-Веке. Отряд высадки — 4 бронекатера, 10 пограничных катеров. Командир высадки — командир Килийской группы кораблей капитан-лейтенант И. К. Кубышкин. Для артподдержки были выделены значительные силы артиллерии. Силы десанта — три батальона 23-го стрелкового полка.

Высадка основного десанта и дальнейшие действия на плацдарме. Бой по захвату Килия-Веке начался поздно вечером 25 июня. Ввиду малого количества кораблей десант высаживался поэшелонно, по 1 батальону в каждом эшелоне. Румыны заметили подход советских катеров слишком поздно. Несмотря на открытый артиллерийский огонь (повреждены два катера), десант сумел высадиться на румынский берег. Гарнизон организованного сопротивления оказать не смог, возникла паника. В ночном бою город был занят. Были разгромлены усиленный артиллерией пехотный батальон и погранзастава, противник потерял более 200 солдат и офицеров убитыми, около 500 (по другим данным 720) человек сдались в плен. В этом бою десант потерял 5 человек убитыми и 7 ранеными.

В течение суток 26 июня на румынском берегу катерами флотилии были высажены небольшие подразделения 51-й дивизии, занявшие важные в военном смысле посёлки и острова, что позволило объединить оба плацдарма в один. В результате оба берега Килийского гирла от устья реки Репиды до Периправы (протяжённость около 70 километров) находились в руках советских войск.

Первые попытки ликвидировать плацдарм были отбиты 27 и 29 июня. С 1 июля противник перешёл в наступление. Развернулись кровопролитные бои. Всего были отбиты со значительными потерями 18 крупных атак румынских войск. Только когда румынско-немецкие войска, стали угрожать северному флангу и тылам Южного фронта, по приказу командования плацдарм был оставлен. 19 июля последние корабли Дунайской флотилии покинули Дунай и ушли в Одессу. При высадке десантов потери в кораблях отсутствовали. Затем при поддержке войск на плацдарме и их эвакуации флотилия потеряла 4 катера от огня вражеской артиллерии и 1 — от удара авиации.

Синенко Владимир Иванович. Операция «Килия-Веке». — М: ДОСААФ, 1975

«Военно-исторический журнал». 1970, № 9. Великая Отечественная. День за днём. «Морской сборник», 1991, № 6, 7

О добровольцах

История русских добровольцев насчитывает несколько столетий. Пожалуй, первый документально зафиксированный случай массового участия русских добровольцев в войнах на территории других государств — это Грюнвальдская битва в 1410 году. Как описывает это историк Ян Длугош, «в этом сражении русские рыцари Смоленской земли упорно сражались, стоя под собственными тремя знаменами, одни только не обратившись в бегство, и тем заслужили великую славу».

Хотя если обратиться к былинам, то и там есть сюжет, который можно отнести к «добровольческим» — когда Илья Муромец, переодевшись Каликой Перехожим, отправился в Константинополь, чтобы изгнать из него Идолище Поганое.

Впрочем, в былинной истории нет ни дат, ни других деталей, которые помогли бы нам определить её истинность и о каких именно событиях идёт речь. Так что будем считать, что именно Грюнвальдская битва, в которой массово участвовали русские и чешские добровольцы, является первым случаем русского добровольческого движения.

Русские добровольцы основали восемь Запорожских Сечей и Задунайскую Сечь, откуда отражали набеги работорговцев-кочевников и ходили в ответные набеги на Крымское Ханство, Оттоманскую Империю, на кавказских горцев. Добровольцы под предводительством Ермака и других «батек-атаманов» присоединили к России значительную часть её территорий за Уралом.

Когда в 1821 году началась национально-освободительная борьба в Греции, то русские добровольцы с радостью откликнулись на возможность помогать братьям по православной вере.

В рядах греческого сопротивления сражалось несколько сотен русских, как из числа отставных военных, так и гражданских добровольцев. Кроме непосредственно военной помощи русские также собирали средства в поддержку восставших и заботились о греческих беженцах.

Национально-освободительная борьба в Италии. В 1833 году молодой Гарибальди вступил в организацию «Молодая Италия». Первое восстание было утоплено в крови, но спустя несколько лет разгорелось с новой силой, и при поддержке примерно пятидесяти русских добровольцев Гарибальди взял под контроль Сицилию.

Знаменитый русский географ Мечников был личным адъютантом Гарибальди, а не менее знаменитый хирург Пирогов спас ногу Гарибальди от ампутации, когда после ранения в ней началась гангрена.

В 1875 году на Балканах вспыхнуло сербско-хорватское восстание против оттоманского владычества. Славянские комитеты в России собрали в помощь восставшим свыше полумиллиона рублей золотом. Командующим сербской освободительной армией даже стал русский генерал Михаил Григорьевич Черняев.

В какой-то момент царь Александр Второй официально разрешил офицерам выходить в отставку, если они хотели отправляться добровольцами на помощь сербским братьям. К концу войны общее число русских добровольцев на Балканах доходило до семи тысяч человек.

Когда Великобритания в 1899 году начала англо-бурскую войну, то и туда, в далёкую Южную Африку поехали добровольцы. Добровольцы ехали со всей Европы, общее число их превышало 2,5 тысяч человек (то есть составляло примерно десятую часть всей бурской армии). Из них по документам число русских добровольцев составило 225 человек.

В двадцатом веке русское добровольческое движение не иссякло. В 1932 году примерно 80 русских белогвардейских эмигрантов приняло участие в самой кровопролитной войне двадцатого века в Латинской Америке — парагвайско-боливийской войне на стороне Парагвая. Причём русский генерал Иван Беляев стал начальником Генерального штаба Парагвая. Что забавно, противостояли им примерно 120 немецких наёмников, нанятых американской компанией «Стандарт Ойл» для усиления боливийской армии. В трёх сражениях русские наголову разбили немцев, после чего командовавший боливийскими войсками генерал Кундт был отправлен в отставку.

В 1936 году уже советские добровольцы численностью в 2065 человек (и ещё несколько сотен человек из числа белых эмигрантов) участвовали в гражданской войне в Испании против фашистского режима Франко и его союзников. Более двух сотен из них погибло. 59 получило звание Героя Советского Союза.

В 1937 году 712 советских добровольцев (в основном лётчики и авиамеханики) участвовало в японо-китайской войне на стороне Китая.

И, конечно, русские добровольцы участвовали в гражданской войне в Югославии, начатой в 1992 году, до 700 человек.

В гражданской войне на Украине… Война началась с того, что власть в Киеве незаконно захватили нацисты с лозунгами «москалей (то есть русских) на ножи». Миллионам русских, которые живут на этой территории, мягко говоря, не понравилось. Как и расправа над крымчанами под Корсунем, и массовое сожжение одесситов… У миллионов россиян родственники на Украине, поэтому происходящее там не может оставлять их равнодушными. Равно как в ополчении ЛДНР значительное количество харьковчан, одесситов, запорожцев и жителей других городов бывшей Украины, считающих себя русскими. Режим Порошенко трусливо называет ополчение «российско-террористическими войсками», притом в ВСУ полно грузинских и польских наёмников…

В Красной Армии во время Великой Отечественной войны служило несколько миллионов украинцев. В УПА — около 150 тысяч, на порядки меньше. Погибло же от рук нацистов несколько миллионов гражданского населения.

По материалам интернета: Александр Роджерс, 2017 год

Об эффективности диверсий

Подполковник Иволгин А.И. в своей книге «Минно-подрывные средства. Их развитие и применение (Исторический очерк)» (М.: Воениздат, 1949) приводит ряд весьма любопытных фактов, свидетельствующих о большой эффективности подпольно-диверсионной деятельности. 

Так, во время Первой мировой войны «во все отрасли американской промышленности» «приникли немецкие диверсанты» и нанесли США колоссальный урон – «взорвали свыше 40 промышленных предприятий и 47 океанских судов, гружёных военными материалами». В числе их успехов был и грандиозный «кингсленский пожар» на производившем боеприпасы заводе «в 10 милях от доков нью-йоркского порта». Взрывы гремели целых четыре часа! Огонь уничтожил более 1250 тысяч снарядов, 300 тысяч патронов, 100 тысяч детонаторов и около полумиллиона взрывателей, огромные склады тротила, здания и оборудование завода. А устроил этот «апокалипсис» всего лишь один человек – немецкий диверсант, устроившийся накануне рабочим на это предприятие! Подпалил свой станок, ушёл без лишнего шума – и был таков!

Тут А.Иволгин отмечает: «Немецкие диверсанты всегда имели большую склонность к поджогам, чем к взрывам. Это объясняется тем, что удачно вызванный пожар может принести значительно больше бедствий, чем взрыв даже крупного заряда. Кроме того, при пожаре сгорают все вещественные доказательства, при помощи которых было бы возможно уличить преступника».

Для осуществления поджогов немецкий учёный Вальтер Шелле в начале 1915 года «разработал «зажигательную сигару», которая спустя несколько часов после установки, взрываясь, выбрасывала большой сноп пламени».

«После захвата румынскими боярами Бессарабии легендарный герой революции Котовский организовал кавалерийский отряд и часто совершал дерзкие налёты на правый берег Днестра, наводя панику в тылу румынских захватчиков и разрушая их военные объекты. В 1918 году с паспортом на чужое имя он появился в Одессе и, связавшись с большевистским подпольем, стал во главе боевой дружины. Эта дружина произвела взрывы многих объектов,.. в частности, взрыв склада с боеприпасами в занятой белогвардейцами Одессе, и этим облегчила наступающим частям Красной Армии...»

Ещё более эффективной была деятельность партизан и диверсантов в годы Великой Отечественной войны. На территории Украинской ССР партизанами было уничтожено «4958 военных эшелонов», «сотни мостов», «1556 танков и бронемашин врага». «В большинстве случаев перечисленная техника уничтожалась с помощью минно-подрывных средств». В Белорусской ССР, где активных пособников фашистского режима было значительно меньше, партизаны достигли ещё более впечатляющих успехов: «Народные мстители пустили под откос около 13000 вражеских эшелонов, подорвали тысячи различных мостов, уничтожили десятки тысяч километров телеграфно-телефонной связи». 

Вот один из примеров действий партизана-подрывника. В начале ноября 1943 года минёр партизанской бригады имени Сталина товарищ Нестеренко получил задание подорвать железнодорожный вокзал в занятом немцами Бресте. Он не струсил и выполнил, казалось бы, «невыполнимое» задание: «Тщательно изучив в течение нескольких дней порядок работы охраны вокзала, тов. Нестеренко в форме немецкого офицера поехал на пролётке к вокзалу, захватив с собой два чемодана с 50 и 20 кг тротила. Подъезжая к вокзалу, тов. Нестеренко, рассчитав время, зажёг фитиль зажигательной трубки сначала в одном чемодане, а затем в другом. Миновав усиленную охрану, тов. Нестеренко проник в здание вокзала. Один из чемоданов он поставил против окна кабинета, в котором находился генерал и несколько старших офицеров, а второй возле переполненной офицерской комнаты. Затем отважный подрывник скрылся, а через 15 минут произошли взрывы, которыми было убито и ранено до 180 вражеских солдат и офицеров, в том числе немецкий генерал, военный комендант и несколько старших офицеров».

Записки «зрадныка державы» Фрагменты книги Как меня арестовали за измену державе

Аресты становятся частью повседневной жизни граждан Украины. К ним привыкают. Никто не может быть уверен, что за ним не придут. Или не вызовут в органы безопасности. Даже если человек часто произносит «Слава Украине!», с горящим, остекленевшим взором хвалит Зеленского и проклинает Россию (а само слово «Россия» пишет маленькими буквами), его судьба всё равно может сложиться крайне печально. Достоин ли ты быть объявлен врагом державы и привлечён к суду по хорошо знакомой мне 111-й статье, решает некая невидимая сила. Именно она обладает особым чутьём, нюхом для распознавания «зрадників». Раньше мне, как и многим моим землякам, казалось, что обыски и пытки происходят где-то далеко и вообще принадлежат к области кино. Однако это не так. И вот я, уже немолодой сочинитель, вижу воплощение этой злобной, невидимой силы на своём пороге.

Мартовское утро 22-го года. Около восьми длинный, требовательный и как будто раздражённый звонок. Открываю дверь. В коридоре люди с автоматами. У некоторых лица до половины закрыты. Называют моё имя. Да, говорю, это я.

Три человека быстро проходят в комнату, где я обычно работаю. Идут так, будто всё у меня знают. В компьютере проворно находят то, ради чего пришли. Молодыми недобрыми глазами зыркают по сторонам.

— Что происходит и кто вы? — спрашиваю я.

— СБУ, — отвечает небольшой кареглазый и смотрит на меня с отвращением. — Только ничего не надо говорить. А то будем пальцы ломать вашей жене.

Начинается обыск. Нас с женой закрывают в нашей маленькой кухне.

Уже позднее, когда под конвоем я приехал в суд читать своё дело, стало понятно, что следили за мной около двух лет. Слушали телефонные разговоры, смотрели почту, копировали мои сатирические стихи и смотрели выступления в Сети. Разумеется, мои отзывы об украинской власти, её идеологии, фальшивом «томосе», вояках УПА и погромщиках церквей не были комплиментарны. И всё-таки обвинение в государственной измене было лишено логики. Измена — это когда присягнул и предал. Сказал «люблю» и обманул. Но самой сути украинской державы, с её завистью к соседям, с поклонением нацистским прихвостням и майданными беснованиям, я никогда не присягал. Больше того, всегда не любил и презирал её хуторской дух и врачующие чувство ущербности мифы про «одвічних європейців».

Обыск длится больше четырех часов.

— Это вы писали? — в кухню, где мы сидим, иногда врывается персона в камуфляже и машет листами бумаги.

— Да, я.

Хлопает дверь кухни. В передней слышится матерный разговор.

— А можно в нашем доме не ругаться? — громко произносит моя смелая жена.

В ответ недовольное рычание.

Что потом? Перепуганные соседи-понятые, которых привёл один пан с автоматом. Подъехавшие лысоватые, безликие следователи.

Некоторые гости меня узнают, поскольку видели мою программу. Один из охранников начинает со мной разговор и пытается объяснить, как глубоко я неправ. Украине, по его словам, нужна не Московская, а подлинная украинская церковь. Несмотря на трудность ситуации, по привычке вступаю в исторический спор. Пытаюсь в рамках учебника четвёртого класса объяснить пану с автоматом, почему в результате татаро-монгольского нашествия Киевский митрополит переехал во Владимир, а оттуда в Москву. При слове «Москва» собеседник вздрагивает, бледнеет и между делом сообщает, что после Куликовской битвы к власти пришёл Иван Грозный. Я умолкаю и сворачиваю дискуссию.

Тем временем слышу, как один лысоватый следователь спрашивает другого, с виду, почти такого же:

— Пакуем?

Кивок маленькой головы, и меня начинают готовить на выход с вещами. Недавний оппонент в дебатах негромко советует одеться потеплее. Жена бросает в пакет свитер, рубашку, молитвослов. Меня ведут к двери.

— Ничего не бойся, — шепчет мне жена.

Уже арестованным, я спускаюсь по лестнице. Прохожу мимо соседей, мимо детской площадки, где когда-то играл мой сын, а потом два внука. Оборачиваюсь на свой балкон. Там, среди сохнущего белья, за голыми ветками нашей высокой черешни, вижу руку жены. Она машет мне вслед.

То, о чем сейчас расскажу, возможно, стоило сохранить втайне. Кто-то заподозрит в нескромности или тщеславии. Да и сам я думаю: может ли христианин выносить на суд незнакомых людей такие переживания? Может, хочу представить себя в героическом ореоле? Мучеником и страдальцем? Понимая всю пошлость подобного желания, прислушиваюсь к своей совести. Да нет, вроде ничего постыдного я не задумал. Конечно, немного неловко. Но ведь не по моей же доблести всё произошло. Тем более, нет у меня никакой доблести, я по природе человек робкий, иногда малодушный. И не по моей воле всё так случилось в этот день. Впрочем, я забегаю вперёд.

Утро 12 марта. Суббота. Тюрьма СБУ. Дверь камеры распахивается. На пороге высокий человек с автоматом. Лица не могу рассмотреть. Оно тёмное, мрачное. От него льётся ненависть.

— На выход! С вещами! Быстро!

Голос хриплый, лающий. Такой, что собираюсь мгновенно.

В коридоре какие-то люди заводят мне руки за спину и стягивают жёлтым скотчем. Такой же липкой лентой завязывают глаза. Куда идти, не вижу. Но в спину толкают, и я почти бегу, не видя дороги. Гонят узким коридором. На лестнице, когда вот-вот должен упасть, сзади хватают за куртку. Пробегаем вниз этажей пять.

Ветер и запах улицы. Свет сквозь повязку на глазах. Мы, кажется, во дворе. Вокруг суета. Где-то проезжает то ли машина, то ли автобус.

Меня подводят к небольшому автобусу. Рядом со мной ещё какие-то люди. Нас толкают на сидения. Мне удаётся сесть. Но тут же на меня бросают человека. Он лёгкий, худой. Молча лежит на мне.

С рычанием и ругательствами автобус ещё наполняют людьми. Вдруг понимаю, кто они. Это русские военнопленные. И тот, что лежит на мне и слегка вздрагивает, тоже пленный.

— Шо, обгадился?! — слышится смех. — Щас вывезем на прогулку и там закопаем.

Снова смеются. Потом автобус трогается, и тут становится очень тихо. Похоже, не только мне, но и всем, кого везут, приходит одна и та же мысль: нас везут расстреливать. Убивать.

Об этом говорит многое. И особенно злобный, унижающий мат. И реплики охранников во время коротких остановок. Мол, ждут нас серьёзные люди, чтобы рассчитаться за нападение и войну.

Это потом я понял, что нас пугали, что играли с нами в подлую игру, что, выражаясь юридически, оказывали давление и, скорее всего, убивать не собирались. Хотя... В те дни всякое бывало. И тогда, в автобусе, как и мальчишки, ехавшие со мной, я поверил, что моя жизнь может вот-вот закончиться.

К своему удивлению, я не испугался. И не огорчился. Просто смотрел на приближающийся конец, как на житейский факт. Конечно, всё, что происходит с нами, происходит по воле Божьей. И в тот момент милостивый Господь дал спокойствие. Я обратился к Нему в сердце. Я благодарил Его за то, что не боюсь. Просил встречи с Ним и чтоб мне не посрамиться при этой встрече. А ещё я благодарил за прожитую жизнь. За жену, детей, внуков. За работу, часто приносившую радость. За то, что открылся мне Господь. За то, что я успел узнать Его в этой земной жизни и теперь иду к Нему с надеждой. Прожитая жизнь казалась счастливой и завершенной. Предстоящая смерть виделась мигом. Перетерплю, думал я, а потом...

А потом Жизнь.

С того дня я перестал бояться смерти. Боли, мучений, издевательств боюсь и теперь. А смерти — нет. Память о той, будущей Жизни до сих пор со мной.

И всё же мысли тогда мешались. В них не было никакой стройности. Иногда просто вопил в душе: «Господи, Иисусе Христе, помилуй меня!»

Тем временем паренёк, которого бросили на меня стал сильно вздрагивать. Возможно, от холода. В Киеве холодный март. Мне стало жаль этого мальчишку и всех, кого везли со мной. Мне почти семьдесят. А они и не жили ещё.

Так, в течение минут сорока, пока нас везли, пока мы стояли в заторах, и потом ещё немного, когда привезли, я был уверен, что сейчас всё земное для меня закончится. И этот день я считаю одним из самых важных в своей жизни.

Наконец, мы останавливаемся. Дверь автобуса открывается. Кто-то командует:

— По трое к стенке становись!

Нас вытаскивают на свет и опять куда-то толкают. Я снова молюсь. Прошу об одном: чтоб не мучили, не заставляли оговорить друзей или кричать бандеровские славословия.

Жёлтый скотч снимают с глаз. Я действительно у стены. Возле меня два мальчика лет двадцати с небольшим. Один, исхудавший, небритый, с черными волосами стоит горестно согнувшись. Его бьют по спине.

— Не оборачиваться! — это уже рявкают мне.

А ведь моему сыну Илье как раз двадцать два, думаю я. Но тут появляются ещё какие-то люди. Среди них женщины с дубинками, в военной форме. Женщины громко смеются. И я понимаю, что здесь вряд ли будут расстреливать. Во всяком случае, не сейчас.

Меня отделяют от военнопленных и заталкивают в маленькое помещение без окон. Позднее я узнал, что это тюремный бокс. Мне становится очень холодно. Я нахлобучиваю капюшон куртки, сажусь на узенькую скамью и, прислонившись к кафельной стене, повторяю: «Значит, ещё поживу. Слава Тебе, Господи». Однако уверенности в том, что жить дальше это, несомненно, хорошо, у меня нет.

Ян Таксюр

alternatio.org

На «Дунайской волне» имеется рассказ Яна Таксюра «Заговор квартеронов» http://dunvolna.ru/articles/3/264/

----------

Уважаемые читатели, новые музыкальные ролики, не вошедшие в раздел «Музыкальная шкатулка», вы можете отыскать на канале Youtube.com – «Дунайская волна»

https://www.youtube.com/@Dunvolna.ru-2015/videos

https://www.youtube.com/channel/UCvVnq57yoAzFACIA1X3a-2g/videos?shelf_id=0&view=0&sort=dd

2023 год